|
Из дневников Ф.
Кафки
28 октября 1911г.
 |
Сущность
драмы заключена в каком-нибудь человеческом недостатке, это тезис.
Драма (на сцене) более исчерпывающа, чем роман, потому что мы все
видим, о чем в романе только читаем.
Но так только кажется, ведь в романе автор может показать нам только
важное, в драме же, напротив, мы видим все - актера, декорации, -
и потому не только важное, следовательно - меньше. Поэтому с точки
зрения романа лучшей драмой была бы драма, ни к чему не побуждающая,
например философская, которую читали бы вслух актеры в комнате с любой
декорацией.
И все же наилучшей является драма, дающая в зависимости от времени
и места наибольшие импульсы, освобожденная от всех требований жизни,
ограничивающаяся только речами, мыслями в монологах, главными моментами
события, во всем остальном управляемая лишь импульсами, поднятая на
щит кем-нибудь из актеров, художников, режиссеров, следующая лишь
высшему вдохновению.
Ошибки такого умозаключения: оно меняет исходную посылку, рассматривает
вещи то из писательского кабинета, то из зрительного зала. Допустим,
что публика не все видит глазами автора, что постановка ошеломляет
его самого, но ведь он носил в себе всю пьесу со всеми деталями, двигался
от детали к детали и только потому, что собрал все детали в речах,
он придал им драматическую весомость и силу. Тем самым драма в своем
наивысшем развитии оказывается невыносимо очеловеченной, и снизить
ее, сделать выносимой - задача актера, который расслабляет, разжижает
предписанную ему роль, доносит ее дыхание. Таким образом, драма парит
в воздухе, но не как сорванная бурей крыша, а как целое здание, чей
фундамент с силой, еще и сегодня очень близкой безумию, вырван из
земли и поднят ввысь.
Иной раз кажется, что пьеса покоится вверху на софитах, актеры отодрали
от нее полосы, концы которых они ради игры держат в руках или обернули
вокруг тела, и лишь там и сям трудно отторгаемая полоса на страх публике
утаскивает актера вверх. |
|
